"Реформаторы хотели обогнать время, но увязли в пространстве" - интервью директора региональной программы Независимого и...Полноценное развитие дискуссии о планах укрупнения регионов РФ невозможно без учета мнения не только политиков и руководителей регионов, но и авторитетных экспертов в области регионального развития. Политические, экономические и социальные аспекты проблемы в контексте реформ последнего времени анализирует в интервью корреспонденту ИА REGNUM доктор географических наук, доцент географического факультета МГУ, директор региональной программы Независимого института социальной политики Наталья Зубаревич. Наталья Васильевна, как вы объясняете то, что в последнее время резко активизировались разговоры вокруг возможного изменения административно-территориального деления России, и один за другим появляются проекты укрупнения регионов? Что, по вашему мнению, стоит за этим? Интерес к укрупнению, очевидно, укладывается в рамки начавшейся с 2000 года тенденции к централизации и усилению влияния государства на региональное развитие. У нас был период сильной децентрализации, потом маятник качнулся в другую сторону, но, как принято в России, удержу в качаниях мы не знаем. В принципе логика в большем вмешательстве государства в региональное развитие, безусловно, есть, потому что в рамках переходного периода мы столкнулись с очень серьезным нарастанием контрастов регионального развития. Это не надо воспринимать как злой умысел, это абсолютно естественная реакция пространства не неравенство условий развития. Но вот приходит новая власть и видит деконцентрированное пространство, очень неравномерное и, как многие почему-то считают, готовое развалиться на части. Впрочем, всем регионалистам понятно, что зона риска была пройдена еще в первые годы 90-х, когда инерция распада Советского Союза могла повлечь за собой распад России. Тогда под угрозой отпадения были в основном национальные регионы. Да, но эту угрозу отчаянно муссировали и преувеличивали. Вспомните страшилки вроде Уральской Республики и Дальневосточной Республики. Регионы, пытаясь подтянуть ресурсы, использовали те лозунги, которые были действенными в период перед распадом СССР, т.е. теми же способами пытались побольше выбить из центра. Ничего кроме рычага финансово-экономического шантажа это из себя не представляло, но ведь политики по сути своей должны создавать угрозы, даже если в действительности они не вполне сформировались. К концу же 90-х стало предельно ясно, что ни о какой угрозе распада речь уже давно не идет. Уже вовсю работала, сшивая пространство, рука крупного бизнеса, который к тому времени накопил ресурсы и начал создавать свои собственные пространственные империи. Сначала собиралось первичное производство - ресурсная добыча, потом докупалась переработка и логистические зоны - зоны вывоза и транзита на мировые рынки. Этот процесс шел с космической скоростью, потому что ресурсы бизнеса после дефолта росли очень быстро. Конечно, сшивание происходило по оптимизационным схемам, и какие-то территории еще долго будут оставаться вне интересов крупного бизнеса, но каркас уже формировался, территорию начали уже пронизывать экономические связи и потоки товаров. Новое государство, государство Путина начинает встраиваться в этот процесс. Какие возможны варианты? На мой взгляд, самым продуктивным был бы вариант отслеживания тех позитивных тенденций, которые уже сложились, и тех, которые никуда не девались. Прежде всего, это очень большая однородность российского пространства - общекультурное и языковое единство, которое очень трудно разрушить политически. И, во-вторых, - ощущавшаяся потребность в управленческом единстве, потому что к этому времени бизнесу уже очень сильно мешали региональные барьеры, установленные губернаторами. К концу 90-х в каждом регионе сформировались свои экономико-административные кланы, которые в той или иной степени контролировали свой региональный ресурс; сначала они сопротивлялись входу бизнеса, потом вступали с ним в некие коалиции, но все равно барьеры все еще были высоки. Итак, у нас есть исходное историко-культурное единство территории и нарастающее воздействие бизнеса по сшиванию экономического пространства в единое целое Что делает в этой ситуации власть? Первым делом она начинает ломать региональные барьеры, и тут грех спорить. А что делать потом? Потом, на мой взгляд, вменяемая власть должна посмотреть, у кого что получается, кто смог тем или иным образом улучшить состояние своей территории, оптимизировать административную систему управления, добиться более внятных отношений с тем бизнесом, который работает на его территории. Государство как регулятор могло бы тиражировать этот опыт. Вы могли бы привести примеры таких успешных регионов? У нас есть несколько регионов, которые отстроили у себя ситуацию гораздо более модернизированно по сравнению с остальной страной. Это Самарская область с очень вменяемой административной и социальной политикой. Там есть проблемы во взаимоотношениях с бизнесом, но в целом это регион с модернизированной административной системой управления. Второй пример - Белгородская область. Там тоже есть издержки, но губернатор смог добиться и перераспределения ресурса внутри территории, и активизации малых производителей, включая крестьянские хозяйства, и использования местных ресурсов, в частности, стройматериалов, которые шли в оплату за продукцию личных подсобных хозяйств для стимулирования жилищного строительства. Там сработал эффект мультипликации разных мер. Безусловно, таких регионов не так много, но они есть. Но что же решает власть? Отслеживать, что у кого получилось, тиражировать, помогать, контролировать это сложная управленческая задача. Ты тут не царь и бог, а модератор, работающий с тонкими механизмами. Вместо этого власть выбрала кондовый, вековой российский способ модернизации: "Я знаю, как надо, я вас всему научу". Это очень схематизированное и кастрированное понимание развития как некой генеральной линии, которой на самом деле не бывает. Развитие сложно, на разных почвах оно очень различается. Но есть люди с юридическим и техническим образованием, которые считают, что возможен единый рецепт для Российской Федерации во всем ее многообразии, который позволит все выстроить по единому ранжиру. Этот ранжир рождается в чьих-то мозгах и, не проходя ни малейшей проверки на практике в пилотных проектах, сразу становится государственной линией в региональном развитии. В принципе, в их логике очень много правильного. Надо разделить компетенции, разделить финансовые потоки, надо каждого заставить отвечать за то, что ему прописано, и дать ему ресурс для того, чтобы за это отвечать. Но есть пословица - "Гладко было на бумаге, да забыли про овраги". Это правило сейчас работает в России со стопроцентной точностью. Один из наших уважаемых управленцев недавно сказал: "Реформу надо делать либо сразу, либо не делать вообще". Я с этим не согласна. Осознанная реформа, которую понимает большинство, это реформа, которая подтягивает ресурсы не только федеральной власти, но и людей в регионах и экспертного сообщества. Ее надо доказать и проверить. Реформа, которой как обухом бьют по голове, это реформа, которую ждет совершенно очевидный конец. Один из лучших регионалистов России Андрей Трейвиш сказал по поводу реформ 90-х очень просто: "Реформаторы хотели обогнать время, но увязли в пространстве". Мы сейчас это наблюдаем в совершенно классическом варианте. Возьмем реформу местного самоуправления. Вводится четвертый уровень власти - низовые поселенческие муниципалитеты. Первая вещь, от которой вздрогнули все регионалисты, это прописанная юристами норма - тысяча человек на муниципалитет. Видимо, из славного города Петра очень трудно разглядеть Россию и вспомнить о том, что в Вологодской, Тверской, Псковской области средняя сельская администрация (бывший сельсовет) составляет примерно 200-250 человек. Итак, тысяча человек это четыре сельсовета, каждый из которых радиусом до 20 км. В сумме получаем 60-80 км, и как там у нас насчет прописанной в том же законе пешеходной доступности до центра?.. А в Краснодарском крае средняя станица - 3-5 тыс. человек. Ну и как мы ее будем делить, для того, чтобы организовать местное самоуправление? Левая сторона улицы - один муниципалитет, а правая - другой? Коллеги из Фонда "Институт экономики города" просчитали цифру, о которой реформаторы не любят говорить, - рост численности чиновников низового - муниципального - уровня по результатам реформы Козака составит 160 тыс. человек на Российскую Федерацию. Вот так мы боремся за сокращение управленческого аппарата. Кроме того, помимо избыточного количества чиновников власть упрется в качество этих людей. Ну нет у нас на уровне деревень подготовленных и достаточно образованных людей, способных выполнять управленческие функции... Между тем есть гораздо более простая и очевидная задача. В России достаточно давно сложились административные районы, многие из которых в переходный период разделились на два - городской и сельский. Это была совершенно эгоистическая схема, при которой более сильный город отбрасывал еле живую периферию. Эту ошибку надо ликвидировать. Объедините! Это достаточно простая вещь. Но почему-то это не рассматривается, хочется чего-то глобального. Мало того, в том же законе есть положение - город может стать городским муниципальным округом, только если существует другой населенный пункт, способный выполнять функцию обслуживания окружающей сельской местности. Но, например, город Пенза не может стать городским муниципальным округом, потому что рядом с ним нет ни одного такого населенного пункта. Значит произойдет слияние города с окружающей аграрной территорией. И это при том, что специфика обслуживания городских и сельских территорий достаточно разная. Пристегнуть слабое село к сильному городу это простейшее решение, но в связи с этим надо вспомнить, как в конце 90-х в Орловской области прошла волна укрупнений сельхозпредприятий - к одному сильному пристегивали два уже умерших. Как результат в сторону дна направились все. Однако именно по этому принципу строятся все предлагаемые схемы укрупнения регионов - к региону-донору присоединяются несколько более слабых в расчете на то, что этот донор каким-то способом, видимо, за счет перераспределения собственных ресурсов будет их поддерживать. Но здесь возникают два вопроса. Во-первых, где гарантия, что он в самом деле будет их поддерживать, а не станет оттягивать ресурсы от них на себя? Во-вторых, если уж мы начинаем играть в эту игру, тогда центр должен меньше изымать у этого донора, чтобы ему больше оставалось на перераспределение. Вы правы. Во-первых, что касается отношений между центром и периферией. Достаточно привести пример Москвы - то количество ресурсов, которое столица оттянула от всей страны на себя, можно не комментировать. Тут нет злого умысла, это работа нашего диковатого рынка. И все столицы субъектов Федерации наращивали свои ресурсы и доходы таким же образом. Такова объективная схема развития центр-периферийных отношений, когда они активно не регулируются. Если опуститься на уровень районных центров - то же самое. Эта схема действует на всех иерархических уровнях. И нужны какие-то совершенно военизированные методы, чтобы избежать этого. Значит при таком методе укрупнения отставание слабых регионов будет консервироваться? Конечно. А сейчас у них, по крайней мере, есть собственный центр развития в виде региональной столицы. Дело в том, что вообще не бывает развития большими кусками пространства. Все всегда начинается с точек, где концентрируются ресурсы, и потом та инновация, которую этот ресурс позволил создать, идет на периферию, втягивая ее в процесс модернизации. По-другому - строем, шеренгой - не бывает. Это некий фундаментальный закон как закон всемирного тяготения, и его надо принимать во внимание при любых политических решениях. Он ослабевает только на территориях чрезвычайно плотно заселенных и инфраструктурно освоенных, где начинают работать иные, более тонкие механизмы - уникальность места, природное окружение и т.п. Но у нас-то при нашей освоенности и заселенности, при нашем инфраструктурным раздрае этот закон будет работать как часы. Второй шаг, который сделал центр после ломки региональных барьеров, был отчасти тоже разумным. Когда стало ясно, что в период экономического роста пространственное неравенство чрезвычайно нарастает, усиление перераспределительной функции федерального центра в значительной степени было мерой необходимой. Но к чему это привело? На мой взгляд, мера перераспределения была явно превышена. Изъятие такого количества ресурсов, у сильных замедлило темпы их развития. По формуле Минфина наибольшую добавку к своему бюджету в результате перераспределения получили слабейшие регионы. В принципе это справедливо. Но вот один пример - у нас есть очень слабо развитый Усть-Ордынский Бурятский автономный округ. Раньше он был частью Иркутской области, а сейчас это самостоятельный субъект Федерации. Так вот, сейчас душевые бюджетные расходы в Усть-Ордынском автономном округе в полтора раза выше, чем на его материнской территории - в Иркутской области. При этом Иркутская область является серьезным поставщиком ресурсов в федеральный бюджет, и те транферты, которые она получает, несопоставимы с тем, что у нее изымается. Кормить слабых, безусловно, надо, но с каких пор те, кто кормит, сами едят меньше, чем те, кого они кормят? Скажем, в Германии перераспределение тоже существует, но земли, зарабатывающие больше, имеют расходы на душу населения большие, чем те земли, которые являются реципиентами. А у нас, если посчитать динамику доходов населения, на которую в слаборазвитых территориях очень сильно влияет бюджетное финансирование, потому что там много бюджетников, получается, что социальные расходы бюджетов на душу населения в большинстве регионов ниже, чем в слаборазвитых. Мало того, что дестимулирование развитых регионов мешает их развитию, но зачем же разводить иждивенчество? Но, возможно, замышляя соединить регион-донор с несколькими регионами-реципиентами, государство как раз стремится оптимизировать механизм перераспределения, как бы приближая его "к земле"? Возможно, но обратите внимание еще на одну деталь. У государства до сих пор не получилось выровнять регионы, хотя на это были брошены вдвое большие ресурсы, чем раньше. И тогда оно решило просто избавиться от этой функции и частично переложить ее на региональный уровень так же, как поступило в случае с финансированием, скажем, закона о ветеранах. Но это ни что иное как сброс на региональный уровень чисто федеральных функций. Только центр способен с учетом политического момента и экономических тенденций определить ту меру выравнивания и развития, которая сейчас допустима. Та же самая схема работает и в реформе системы социального обеспечения. Все, на что более всего не хватает денег, - пенсионеров и жилищные субсидии - государство перекладывает на регионы. Уже сейчас в некоторых регионах доля федеральной помощи из фонда софинансирования социальных расходов составляет не более 5-6 процентов. То есть федеральная власть скидывает на регионы самую большую и труднорегулируемую часть системы соцобеспечения, добавив туда еще детские пособия. Да, скажем, в Москве, где низкая рождаемость, эти выплаты минимальны. А что делать в Дагестане, в Ингушетии? Но Правительство постоянно говорит о том, что федеральный центр не может допустить существования нефинасируемых мандатов, и если он делегирует регионам какие-то мандаты, то вслед за ними обязуется приводить туда и финансирование. Я надеюсь, что досчет трансферта будет сделан таким образом, что туда будет включена компенсация за детские пособия. Но у меня есть очень большие сомнения в том, что это будут справедливые компенсации, потому что весь опыт показывает, что центр считает очень специфически. Главная задача для него - минимизировать рост собственных расходов, спускаемых на региональный уровень. Поэтому почти наверняка регионам придется во многом самостоятельно решать проблемы социальной реформы. Скажем, Пермский край выторговал себе трехлетний переходный период, когда те федеральные трансферты, которые получал Коми-Пермяцкий округ, будут продолжать в той или иной мере поступать в его бюджет. Но Иркутской области пока этого добиться не удается. Там идет натуральный размен с центром - постройте нам мост, постройте нам больницу, и тогда мы подумаем об объединении. Никаких гарантий того, что объединение будет сопровождаться переводом ресурсов в материнскую территорию, нет. И это естественно, учитывая что центр сбрасывает с себя расходные полномочия. Из логики ваших рассуждений следует, что центр на самом деле не заинтересован в тотальном укрупнении регионов, а стремится только к тому, чтобы избавиться от дотационных территорий типа Усть-Орды или Коми-Пермяцкого округа, которые можно с максимальной выгодой для федерального центра слить с соседним регионом-донором. В частности, характерно, что тема реформирования административно-территориального деления вообще никак не затронута в последнем президентском послании. Я тоже склоняюсь к такой мысли. Да, автономные округа, выделившиеся в начале 90-х и существующие в сомнительном двойном статусе - как самостоятельные субъекты Федерации и как части других регионов, по большей части надо сливать с материнскими территориями. Я была бы очень осторожна в отношении нефтегазовых округов, где много своих сложностей, но для остальных я вопроса не вижу. Это можно сделать вполне безболезненно, тем более, что доля перечисления в эти крошечные округа для федерального центра не так уж и велика. Можно сделать все это технологически правильно, не ущемляя интересов материнского региона и создав более адекватную систему управления. Но больше всего меня беспокоит нарастающий пиар вокруг идеи тотального укрупнения. С чем вы связываете такую популярность этой темы? Экономической необходимости в укрупнении нет. Повесить на те немногие 10-15 сильных регионов, которые у нас есть, все остальные достаточно сложно, и эффект этого будет совершенно не тот, на который рассчитывает федеральная власть. Я думаю, что тут дело совсем в другом. Мы видим как неадекватно реализуются плохо продуманные реформы - слишком жесткие, слишком примитивные. Возможно, этот возбуждающий пиар вокруг укрупнения - просто попытка переключить центр внимания на что-то новое. Этим занимаются и политологи, обслуживающие власть, и пиарщики, в эту игру начинают играть губернаторы, есть пробросы и от серьезных федеральных чиновников - чтобы общество сконцентрировало свое внимание на этом проекте, чтобы ушли на третий план не очень удавшиеся реформы - переструктурирование федеральных органов власти, полная непонятность с тем, как будет происходить на низовых уровнях муниципальная реформа, что будет с социальным реформированием... Мне самой не хотелось бы в это верить, потому что это чрезвычайно циничное заключение. Смесь удвоения ВВП и уполовинивания бедности я обычно сравниваю с одновременным приемом касторки и снотворного. Потому что удвоение достигается усилением сильных, а уполовинивание достигается очень серьезным перераспределением в пользу слабых, которое естественным образом тормозит развитие сильных. Это две противоположные стратегии в экономике. Мы не можем одновременно быстро расти и опережающе становиться социальным государством! Да, мы должны смягчать неравенство. Но надо понимать свое место в историческом и экономическом контексте и свои возможности пространственного развития и пространственного социального выравнивания. Нам очень не хочется сравнивать себя с Китаем, Индией, Бразилией, но эти страны развиваются поляризованно. Есть прибрежный Китай с феерическими темпами развития, и есть глубинный Китай - еще полуфеодальный. То же самое происходит во всех странах, которые догоняют. Мы же предпочитаем смотреть на Швейцарию и Германию и говорить: "Мы хотим так же". Второй момент. Я сторонница эволюционного развития и корректировки и везде и всегда говорю, что мы не умеем вслушиваться в жизнь. Жизнь сама создает инновационные узлы и зоны. Помочь, подправить, убрать барьеры, поддержать в какой-то мере слабых - это один вариант. Нас же сейчас подталкивают к тому, чтобы быстро поломать территориальный каркас развития, сложившийся в Европейской России в течение двухсот лет. Однако развитие это иерархическая система - крупнейшие города, потом крупные города, потом средние и мелкие и так далее. Они связаны тысячами связей - человеческих, транспортных, инфраструктурных. Когда вы начинаете менять этот каркас, связи должны переструктурироваться, а это сразу приводит к росту издержек. Но, может быть, это в конечном счете и послужит тем аргументом, который не даст осуществиться тотальному варианту реформы? В истории российских административных реформ бывали периоды, когда такие соображения никого не останавливали. Однако, как только ни нарезали Европейскую часть России в 20-е - 30-е годы, к периоду после Хрущева административное деление Советского Союза и РСФСР все равно оказалось крайне похожим на ту сетку, которую нарезала матушка Екатерина. Значит, есть в этом пространстве что-то устойчивое, что возвращает территориальные общности в стандартный формат. Конечно, в это мире нет ничего вечного, и этот стандарт будет меняться, но у меня возникает простой вопрос - в чем содержательный смысл ломки устоявшихся человеческих, управленческих и инфраструктурных связей в тот момент, когда мы должны тратить силы на совсем другое? По заказу нашего агентства в Воронеже был проведен социологический опрос, в ходе которого изучалось отношение жителей города к планам объединения регионов. Опрос показал, что в том случае, если столицей проектируемого суперрегиона в Черноземье окажется не Воронеж, количество противников объединения резко возрастает. Очевидно, что воронежцы были бы оскорблены, если бы с ними поступили таким образом. Естественно. Воронеж исторически, в течение двух-трех столетий является центром Черноземной России, и сознание этого присутствует у очень многих жителей региона и у региональной элиты. Это мощный губернский город, с сильной культурной традицией, с вузовской школой и т.п. По этим параметрам с ним не могут сравниться ни промышленный Липецк, который вырос просто как город при металлургическом комбинате, ни Белгород, который был заштатным городком между мощным Харьковом и Москвой. Но за переходный период Воронеж пострадал много больше Липецка, потому что у него не было подпитки в виде экспортной металлургии. Добавьте к этому очень много проблем с управлением. Как результат - появляется соблазн оттолкнуть его на обочину регионального развития. Есть версия, что одной из мотиваций укрупнения является стремление убрать неэффективных губернаторов и наиболее одиозные кланы. Да, к сожалению, в регионах качество управления очень разное. Я задала вопрос одному эксперту, который пытался таким образом обосновать необходимость укрупнения: "Вы считаете, что лучшее средство от перхоти - гильотина, или можно решить этот вопрос как-то иначе, с меньшими издержками?" На этот вопрос мой собеседник мне не ответил. Беда в том, что в случае с укрупнением регионов все происходит так же, как в случае любого политически активного процесса, вокруг которого пахнет бюджетными деньгами. Любое перераспределение требует прежде всего экспертизы, но профессионалы осторожны, они понимают баланс издержек и выгод и предупреждают о возможных затруднениях. Гораздо проще рубануть сплеча, взять людей, которые регионалистикой в жизни не занимались, но зато понимают, в чем состоит генеральная линия, и не просто активно поддерживают эту линию, но еще и выкидывают в информационное пространство кучу вариантов разной степени безумности. В частности, такой деятельностью активнейшим образом занимается Центр стратегических исследований Приволжского федерального округа. Я бы объяснила это следующим образом. В последний год становится очевидным, что задачи полпредов, в общем, реализованы, к дирижированию финансовыми потоками полпредов не допустили, проработанного фронта работ на перспективу по реформе местного самоуправления на этом уровне нет. Возникает некая пауза, которая ставит под сомнение устойчивость и долголетие самого института полпредов. И мне кажется, что многих искушенных политиков в этой ситуации возникает желание создать проблему, чтобы возглавить движение, чтобы доказать свою предельную необходимость в этом процессе. Руководитель ЦСИ Приволжского федерального округа Сергей Градировский в интервью нашему агентству недавно сообщил, что вслед за первым удачным опытом объединения регионов и создания Пермского края в ближайшие четыре года на территории Приволжского федерального округа ожидается еще одно слияние, но какое - об этом он умолчал. Действительно, проект создания Пермского края удачен, он хорошо обоснован, выбран грамотный вариант слияния, который не вызывает никаких сомнений. Но тиражирование положительного опыта, как вы помните, некогда привело кукурузу за полярный круг. Я знаю проект, о котором говорит Сергей Градировский. Один из его вариантов - объединение Самарской области с Ульяновской как недееспособно руководимой; второй вариант - слияние с Самарской и Ульяновской еще и Пензенской области как слаборазвитой и депрессивной; третий вариант - объединение Самарской, Ульяновской и Саратовской областей как вариант борьбы с господином Аяцковым. Но позволю себе заметить, что статус Саратова как культурной и вузовской столицы Поволжья никем не оспаривался еще до 80-х гг. Это губернский город с большой историей, с хорошей элитой, город, которому не повезло в 90-е годы с точки зрения управления. Это один из наиболее ярких российских примеров формирования региональных барьеров и кланово-административных альянсов. Но опять-таки - перхоть не лечат гильотиной. С другой стороны, появление таких проектов может быть вызвано и тем, что попытки превратить Нижний Новгород в реальный главенствующий центр Поволжья по ряду причин нереализуемы. Нижний выделялся среди городов Поволжья в досоветский и советский период, но он никогда не был ядром даже с точки зрения конфигурации транспортных магистралей. Другая причина, почему Нижний не может претендовать на роль единого центра - наличие городов-миллионников с собственным сильным ресурсом. Элементарный пример - численность населения агломерации Тольятти-Самара - 1,8 млн человек, агломерация Нижнего меньше или равна ей, если прибавить Дзержинск. Это города-соперники, один из них никогда не сможет подмять другого. Поэтому все попытки из Нижнего диктовать Поволжью, как жить дальше, обречены. А если вспомнить, что есть еще Казань с ресурсом всего Татарстана и Пермь, пережившая переходный период лучше, чем Нижний, потому что располагала большими экспортными ресурсами, и так далее... То есть Поволжье это полицентрическая территория - исторически и на очень долгий период. На мой взгляд, от того, что не получается подмять все под себя, и начинаются некие игры вместо того, чтобы налаживать вменяемое взаимодействие. Примеры такого взаимодействия есть. Скажем, автомобильная программа Кириенко. Это очень разумно, потому что Поволжье это зона концентрации автомобилестроения в России. Но эта программа не может быть амбициозной, потому что это не зона развития, это зона выживания. Аналогично с авиастроением. Там тоже нет того ресурса, на котором можно прыгнуть вверх как победитель и реформатор. И на мой взгляд, все это заменяется играми с пространством. Играми не вполне квалифицированными, очень сильно политизированными и с большим вниманием к тому бюджетному финансированию, которое может последовать для реализации планов этих реформаторов. |
 |
|