Тольятти Новости

Голодный образ жизни

Тогда она и заинтересовалась сыроедением, открыла у себя в Тольятти интернет-магазин для сыроедов. Через два с половиной года сыроедения она, по ее словам,

Одно из крупнейших поселений анастасийцев — «Родное» находится под Владимиром, вблизи деревни Ильино. Деревни здесь вымирающие, на дороге изредка попадаются алкоголического вида местные. У анастасийцев здесь пятьсот гектаров полей с названиями «Мирное», «Ладное», «Заветное», «Солнечное» и т. д.

Дом бабы Любы тонет в тумане на опушке леса и кажется покосившейся от старости избушкой на курьих ножках. Бабе Любе за шестьдесят, но выглядит она на пятьдесят: подтянутая, шустрая, с конским хвостом медных волос.

— Когда сюда приехала, не могла просеку покосить — за сердце хваталась. Сейчас гимнастику по утрам делаю, в пруду купаюсь, пока льдом не затянется, сто пятьдесят метров просеки скашиваю зараз! — бодрится пенсионерка.

В доме кровать с пологом от комаров, книжные полки, забитые пособиями по садоводству, гостевая кровать, подобранная на мусорке, кресло — вся мебель досталась хозяйке бесплатно: помогли кто чем. Подрабатывает пенсионерка домработницей в соседнем поселке. У Любы два сына и внуки, но родные ее не навещают:

— Секта у тебя, говорят.

— Так секта и есть. Вы же верите, что Анастасия реальна.

— А как же? Нереальна, что ли? Может, и Мегре (автор книг про Анастасию. — «РР») нереален? И дети его?

Каменную печку сложил один из гостей.

— Кто гостит у меня, тот дом мне и строит, — объясняет Люба, перебирая корзину белых грибов. — У меня в бане сейчас сыроед живет. Приблудился как-то, теперь как сын. Баню строит. Гречку на ночь замачивает, по утрам ест. До него один жил — веранду пытался построить, но я так и не дождалась.

Строители все попадаются какие-то никуда не годные: у недостроенной веранды без крыши кривые стены и щелястые рамы, туалет тоже халтурный: окошко на уровне задницы. В поселке вообще нет профессионалов, люди бросили в городе свою недоделанную жизнь в надежде, что доделают ее здесь. Но от себя не убежишь: ухоженных хозяйств мало.

У семьи Чернышевых дети спят пока в будущей бане, на двухъярусной кровати навалены учебники. Две девочки на домашнем обучении. Их кровать — единственная мебель в этом помещении с низким потолком, в центре которого сложены кирпичи: отец строит каменку. Он очень увлечен этим процессом. У него черная ваххабитская борода. У ног его ластятся коты, на крыльце подвывает пес.

Официально «Родное» не зарегистрировано как населенный пункт, хотя по размерам превосходит Ильино раз в двадцать. Поселенцы боролись за право строить дома на землях сельхозназначения и, по их словам, выиграли около пятидесяти судов. Школа в Ильине должна была закрыться как малокомплектная, но в «Родном» подросли дети, рожденные на собственном гектаре, и теперь они составляют половину учеников. На роды приглашают акушерку — специалистку по домашним родам, но обойтись без осложнений получается не всегда.

— Местное население сначала в шоке было. Мы ведь другие. Мы спасали наш лес — его вырубали, а мы не пускали самосвалы, выкупили поля, через которые можно проехать, а они не понимали зачем, — говорит хозяйка дома Светлана Чернышева. — Так и враждовали, пока газету свою не начали выпускать — со стихами, с творчеством. И в деревне раздаем, и местной администрации. Теперь к нам по-другому относятся. Вы приехали бы лучше на праздник, посмотрели бы, как здесь людно и весело, как мы песни поем, землю благодарим.

Летом поселенцы празднуют Купалу и День земли, осенью и весной — дни солнцестояния, а зимой Масленицу.

— А что за традиция — держать семечки во рту перед посевом, чтобы они наполнились энергетикой хозяина?

— На самом деле это не какой-то оккультизм, наши бабушки так делали. Сами не знали почему. Моя бабушка семечки в рот набирала и плевала. Мы только сейчас просыпаться начинаем и все это вспоминать. Ведь наша история совсем не изучена, ее скрывают от нас. А у славян была великая цивилизация!

Я прошу порекомендовать научную литературу про великую цивилизацию славян, мне называют имена Чудинова и Трехлебова. Первый по образованию физик, изучает тайные рунические знаки по пушкинским рисункам, другой полагает, что миром правят пришельцы.

В полдень меня ведут в «школу для взрослых», где два раза в неделю проходят занятия с местным психологом Юрием и изучение неких «славянских рун», которыми здесь все увлечены.

Саманный дом Юрия лепили всем поселком. Он абсолютно круг­лый и похож на пряничный домик. Окна тоже круглые, стены внутри оранжевые. Зеленая глиняная печь — без единого угла — вылеп­лена вручную. На стенах картины, травы и веники, на столе навалены мелкие груши. Резные кровать и шкаф хозяева тоже сделали сами.

За столом компания немолодых женщин. Во главе стола Юрий, бывший автослесарь. Теперь он отрастил седую бороду и стал похож на древнегреческого мыслителя.

— Система — это ледник, который сковал нас всех. Мы из него вышли. И два раза в неделю собираемся на уроки самосовершенствования. Рассказываем, что постигли за день, — объясняет мне хозяин дома.

Автослесарь Юрий не простой, у него два высших образования, одно из которых психологическое.

На столе лежит учебник «Буковник ВсеяСветной грамоты». Открываю наугад и читаю: «Ижеца Ведева — Знак Дарования Небом-Космом “Костеевых Заповедей”, которые приходят чрез Людей Неба, Являющихся Мужеством на НовоТверди». Очередной абзац начинается со слов «Враги хотят извести Святую Русь». В список врагов зачислены все, у кого есть деньги. Этой «грамоте» здесь учат и детей.

— Тут не просто буквы надо учить, тут смысл, назначение постичь надо! — вещает Юрий. — Ну, рассказывайте, кому что с утра в голову пришло. Светлана, ты начни.

Женщина слева от меня тихо бормочет:

— Вибрации Земли меняются. Самолеты падать стали. Я думаю, это потому, что мы перестали поддерживать их образом. Раньше сколько песен про авиацию было, а сейчас все боятся летать…

Юрий методично записывает мысли соседок.

— Детям надо сказать, чтобы пчел рисовали, — поддерживает Галина. — А то у нас меда в этом году нет. Сколько ульев построили, а меда нет…

— Так медоносы посадить надо было! У нас тут одна пижма цветет, — догадывается баба Люба. — А я вот гречку посадила, а теперь не знаю, что с ней делать: лущить-то нечем…

Идеалистический образ предков, живших натуральным хозяйством, здоровых и просветленных, отказывается воплощаться в реальность. Не помогает даже то, что почти все здесь с высшим образованием и наверняка читали хотя бы «Тихий Дон».

— В прошлый раз мы говорили о милосердии к животным, — напоминает Юрий. — Что животные не должны быть нашими рабами, иначе мы сами оказываемся у кого-то в рабстве… Продолжим разговор?

— А ко мне опять Кузьминкина лошадь забрела! Как я могу быть к ней милосердной, если она все посадки потоптала?! — возмущается со своего места Галина с подобием чепца на голове.

— Лошадь к тебе, Галя, приходит для того, чтобы ты могла сбросить свою ярость. Это тебе бог посылает, — говорит соседка.

Я не выдерживаю:

— А может, лошадь заходит, потому что забора ни у кого нет?

— Да где ж я столько денег возьму — гектар огораживать?! — вспыхивает Галина.

— Извините, а зачем было брать столько земли?

— Полагается так, — поясняет мне баба Люба. — Чтобы у человека собственное пространство для мыслей было, чтобы ничто ему не мешало. Чтобы и пруд уместился, и лес, и сад.

— Галя, что ты сейчас почувствовала? Гнев? — допытывается Юрий.

— Да.

Юрий записывает.

— Теперь произноси: «Я принимаю в себе гнев…»

Женщины рассказывают еще о многих странных мыслях, в конце беседы «принимать в себе» приходится такую кучу плохого, что из уст течет длинная «молитва приятия». В саманном доме холодно, печка греет слабо. Хозяйка заваривает травяной чай — иван-чай, зверобой, чабрец, ромашка и мята, — ставит на стол варенье из сосновых шишек. Варенье потрясающее, как и чай.

В поселении никто не курит и не пьет, все вегетарианцы или сыроеды. Про сыроедение только и речи за каждым столом: «Переходить на чистое питание надо». Галина уже доголодалась до опущения почки. Эти люди вовлечены в бесконечную гонку «самосовершенствования», но не того, которое сделает из них профессионалов или позволит решить хотя бы бытовые проблемы. Их карьерный рост — сырая морковка, затем рекордные голодовки, питание одними соками и, наконец, «праноедение», то есть питание энергией космоса, безо всякой еды.

— К нам приезжала праноед Баранова, проводила семинары, — увлеченно рассказывает Люба, тоже желающая достичь «совершенства».

Юрий пытает меня, что я чувствую, сидя в их компании. Я обязана почувствовать какие-то «высокие энергии», но я вижу обычных людей, которые сплетничают и ссорятся с соседями. Ни о каком «пространстве любви», которое приехали создавать поселенцы, и речи нет. Наверное, люди уходят в такие поселения не от избытка духовности, а оттого, что не ужились ни с кем.

— А чем вы здесь зарабатываете? — пытаюсь я перевести разговор.

— Да кто чем… Кто-то дома вновь приехавшим строит, кто-то мед продает, я вот художник, но пока зарабатывать получается с трудом, — рассказывает мне присоединившийся к компании Михаил. — В основном сдаем городские квартиры.

В поселении «Ковчег» в Калужской области нашли свой способ заработка — водят экскурсии по экопоселению по 1800 рублей с человека. А за семинары про опыт отрыва от города берут еще дороже — 5500 рублей за три дня. Но желающих не так уж много: успешные люди с деньгами бежать от цивилизации не спешат.

— Вот зачем тебе деньги? — нападает на меня Юрий. — Я дом без денег построил. В городе у людей деньги — это бог, они молятся на деньги. Не понимают, что когда у них деньги появляются, у кого-то они убывают. Ты хочешь у кого-то отбирать?

— Я свои деньги получаю за профессиональный труд.

— Но зачем тебе деньги? Любую мечту можно реализовать без денег, надо только образ создать! — не отцепляется Юрий.

— Изучению английского образ не поможет.

— Ты еще и английский учишь?! О-о… — он безнадежно закидывает голову и крутит у виска. — Британия первой потонет! Пойдем с нами газету раздавать.

Мы раздаем газету «Малая Родина», которую Юрий издает для поселения. Соседи пишут для газеты плохие, но душевные стихи, в которых тоже создаются «образы»: «Хочу я образ сотворить, / Как урожай нам свой растить: / Тут фрукты, овощи, цветы, / Деревья, травы и кусты».

Заходим по очереди в несколько домов. Заботы — как в любом селе, жизнь кипит с утра: у кого козы и куры, у кого лошади, у кого строительство. Молодая семья биологов сдает квартиру и на эти деньги живет в «Родном», но деревенскими жителями они себя не считают.

— Чем мы отличаемся от деревни? Мы приехали самосовершенствоваться, — сообщает хозяин дома.

— Но совершенствоваться можно и в городе. Например, написать диссертацию и внести вклад в науку.

— Ну, писал я диссертацию — и чего? Открыл очередную рыбку. Кому это нужно? А здесь особая энергетика, другими людьми нас сделала. Ты не чувствуешь? Это бесполезно, если не чувствуешь, что с тобой говорить…

Я ночую у бабы Любы. Будит она меня пыхтением, сквозь сон вижу: кажется, она стоит вверх ногами. Баба-йога. После завтрака она провожает меня в ледяной туман, в котором мне нужно дойти до Ильина.

— Вон там у нас школьное поле. Будем свою школу строить.

Школа тоже существует только в виде образа, то есть на рисунке. Денег на ее строительство нет.

— А еще поле называют вечевым, — продолжает Люба. — В прошлом году здесь вече собирали, обсуждали законопроект о родовых поместьях.

— И как же о нем узнают депутаты?

— Так мы образ создадим. И космос сделает все, чтобы они его приняли. Чем крепче будет образ, тем скорее примут. 

Эксперт Online