Так, в одном из сентябрьских ее номеров 1990 года сообщалось, что «... протоиерей Иоанн Кронштадский, побывавший в 1894 году в городе Ставрополе (теперь Тольятти), предсказал его частичное затопление. Как говорится, без комментариев. Разумеется, создание «искусственного моря» перед ГЭС привело к
Именно из нашей газеты читатели узнавали, что, например, 24 сентября 1951 года строители получили первые мощные земснаряды, с помощью которых рабочие начали намывать породу для основной перемычки котлована по 300 кубических метров. А в 1956 году 2 сентября монтажники приступили к сборке ротора первого генератора, 3 сентября опустили первые затворы на здании ГЭС, а 14 сентября закончили сборку рабочего колеса первой турбины. Сорок тематических газетных полос, объединенных общей рубрикой, подпитывали энтузиазм строителей ничуть не меньше, чем сотни производственных совещаний... Котлован Впрочем, и здесь не обошлось без мистики, как и в истории про «окаменевшую Зою» (помните первый, январский выпуск этой рубрики?). Сразу скажу, я здесь ни при чем. Ну не выискиваю я специально эти факты. Сама же газета мне их и «подсовывает»». Так, в одном из сентябрьских ее номеров 1990 года сообщалось, что «... протоиерей Иоанн Кронштадский, побывавший в 1894 году в городе Ставрополе (теперь Тольятти), предсказал его частичное затопление. Как говорится, без комментариев. Разумеется, создание «искусственного моря» перед ГЭС привело к затоплению значительных территорий, в том числе и некоторых районов Ставрополя-на-Волге. А о том, как готовили котлован для Жигулевского моря, нашим читателям в том же сентябрьском номере газеты рассказал писатель Евгений Астахов: «Двести с лишним лет простоял Ставрополь среди роскошных пойменных лугов, на берегу Куньей воложки. Непритязательный, почти сплошь одноэтажный и деревянный, уютный и тихий городок, каких тысячи по России. Многое пережил он за два этих века. Заложенный как крепость и будущая столица крещеных калмыков, город Креста, Ставрополь со временем превратился в достаточно заметный центр хлеботорговли, не соперничавший, разумеется, с богатой купеческой Самарой, но занимавший вполне достойное место на зерновом рынке. После установления Советской власти многое изменилось. Правительственное постановление о строительстве в районе Жигулей крупнейшего в мире гидроузла стало для Ставрополя приговором, он попадал в зону затопления и подлежал переносу на новое место. Будучи непосредственным свидетелем всех этих событий, с самого их начала, я имел возможность наблюдать, как съеживался обреченный город. Ставропольцам предстояло не мешкая разобрать по бревнышкам свои дома и перебраться на крутояр, за стену соснового бора, в степь, на отчужденные у окрестных колхозов земли. Делалось это довольно безалаберно, без должной подготовки, без обеспечения будущей застройки инженерными коммуникациями и т.д. Никто не глядел, да и не мог по условиям того времени глядеть вперед, хотя бы на двадцать-тридцать лет. И теперь многие поколения тольятинских градостроителей вынуждены будут расхлебывать последствия этого решения, преследовавшего сиюминутные цели, ибо в центр громадного современного города вклинилась одноэтажная застройка с палисадничками, огородиками, садочками и прочими прелестями, занявшая обширную и бесценную сейчас городскую территорию». ...И другие официальные лица Однако все это не умаляет грандиозности развернувшегося строительства, и «ВК» не только отражала его ход, но, по мере сил (а областная газета в те времена была «страшной силой»), пыталась как-то повлиять на него, обобщить передовой опыт, обнажить «узкие места», обозначить проблемы и наметить, привлекая к этому делу специалистов, пути решения. Что впоследствии было замечено и коллегами из центральной печати, и членами правительства, которые также старались держать, что называется, руку на пульсе. Историк Валерий Ерофеев (в №№ 107-137 2005 года) рассказывал нашим читателям: «В 1956-1958 годах, на завершающем этапе гидростроительства, в район Куйбышевской ГЭС один за другим стали наведываться высокопоставленные работники ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Первым прибыл Вячеслав Молотов, который осенью 1956 года посетил Ставрополь в ранге министра иностранных дел СССР. Вспоминается и приезд министра промышленного строительства СССР Первушина, который, подобно Молотову, спускался в котлован и беседовал с рабочими. А в середине октября 1957 года на строительство ГЭС приехал секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, который изучал возможность официальной сдачи ГЭС в эксплуатацию к 40-летию Великого Октября. Однако тогда у эксплуатационников было много претензий к строителям. В результате открытие было решено перенести на август 1958 года. Но самым высокопоставленным гостем на Куйбышевской ГЭС, конечно, был первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, который 9 августа 1958 года на специальном поезде прибыл в Жигулевск и принял участие в церемонии торжественного открытия крупнейшей в мире гидроэлектростанции. Хрущева сопровождали секретари ЦК КПСС Брежнев, Суслов, министр электростанций СССР Павленко и другие официальные лица. В областном центре к правительственной делегации присоединились первый секретарь Куйбышевского обкома КПСС Ефремов и председатель Куйбышевского облисполкома Мурысев. Торжественный митинг по поводу окончания строительства ГЭС был назначен на 15 часов, а с утра Хрущев и сопровождающие его лица осматривали сооружения гидроэлектростанции. Прошли в машинный зал здания ГЭС, где Хрущева попросили перерезать алую ленточку, что ознаменовало собой запуск последнего агрегата станции. А потом первый секретарь ЦК КПСС лично повернул рубильник. Под гром аплодисментов многотонная махина плавно начала вращаться, а уже через несколько минут заработала на полную мощность». Какие помидоры? А вот о том, что случилось с генсеком днем позже, читателям газеты поведал «товарищ из органов» Сергей Хумарьян: «На следующий день после открытия ГЭС правительственная делегация во главе с Хрущевым прибыла в Куйбышев, где глава государства должен был выступить перед горожанами на центральной площади. Для участия в митинге 10 августа 1958 года по разнарядке парткомов заводов и организаций на площадь Куйбышева направили несколько тысяч человек. У большинства были специальные приглашения. Однако на площадь пропускали всех желающих, и неудивительно, что к началу митинга здесь собралось уже несколько десятков тысяч человек, в том числе и дети. Мероприятие наметили на два часа дня. А погода в тот день стояла жаркая. Это обстоятельство, а также некоторая задержка митинга, видимо, и привели к тому, что возбуждение людей стало нарастать. Я в числе других офицеров нашего управления КГБ стоял в оцеплении позади трибуны. А между трибуной и массой трудящихся, собравшихся на площади, располагалась цепь военнослужащих одной из частей ПриВО. От них до трибуны было примерно метров двадцать. Наконец из дверей здания Дворца культуры (ныне Самарский театр оперы и балета) вышел Хрущев. И тут народ, взбудораженный жарой, духотой и редким для Куйбышева зрелищем, стал шуметь так сильно, что даже стоящие рядом люди не слышали друг друга. При этом задние ряды напирали на передние, и все кончилось тем, что возбужденная масса любопытных прижала цепь военнослужащих прямо к трибуне. Я в это время находился примерно метрах в десяти от Хрущева и видел, что он раза три пытался начать говорить, но из-за невообразимого шума его никто не слышал. В итоге он некоторое время лишь в недоумении разводил руками и о чем-то говорил с сопровождающими. Я и стоящие рядом со мной услышали только одну фразу: «Это прямо хулиганство какое-то…». Одним словом, митинг так и не состоялся. Злые языки стали распускать сплетни, что 10 августа 1958 года куйбышевцы якобы закидали Хрущева гнилыми помидорам и тухлыми яйцами. Ничего подобного не происходило, а было лишь непомерное возбуждение разгоряченной толпы, что и привело к срыву мероприятия». Дальше продолжает Валерий Ерофеев: «На другой день в обкоме КПСС было совещание с участием Хрущева. И едва разговор зашел о вчерашнем митинге, как первый секретарь горкома партии Банников, собравшись с духом, обратился к Никите Сергеевичу. Он сказал примерно следующее: мол, все так нехорошо получилось лишь потому, что жители Куйбышева страстно хотели видеть вас. Каждый стремился подойти как можно ближе, и в этом нет ничего плохого. Это был единовременный эмоциональный порыв, вызванный большой любовью и уважением народа к вам. Выслушав такое объяснение, Хрущев смягчился, улыбнулся и махнул рукой – мол, ладно, шут с вами, и закрыл эту щекотливую тему». И все-таки тогда поговаривали, что Хрущев обиделся на прием, оказанный ему куйбышевцами, а в отместку лишил город «первой категории» снабжения... Я помню анекдот на эту тему. Страна встречает очередной Новый год. Члены политбюро за праздничным столом. Поднимают тосты строго по часовым поясам. - Двадцать три часа, - объявляет «председательствующий», - сейчас Новый год встречают жители Куйбышева... - И пьют?- спрашивает Хрущев. - Как пить дать, пьют, - отвечает ведущий. - Интересно, чем же они там закусывают? - удивляется глава государства... Я не удивлюсь, если узнаю, что анекдот этот был придуман кем-то из «коммуновских» острословов. Их во все времена в редакции было достаточно. А вот были ли помидоры? Я сам на этот митинг не ходил, но слышал в те дни от многих знакомых, что были-таки. И возмущение было. Да наверняка и сам Хрущев все понял.
